Есть ощущение что отношение российских граждан к власти меняется. Повышением пенсионного возраста Кремл нарушил договор между властью и обществом. Граждане начинают протестовать и вдруг звучат слова ‘право’ и ‘свобода’, понятия которые в течение двадцати лет были вытесненны из сознания, пишет культурный критик Андрей Архангельский. Будет ли Кремль открывать крышку кастрюли и выпускать пар?
Что осталось здесь от свобод 1980-90х, и почему о них опять вспоминают сегодня?
Эта новость повторилась осенью дважды, словно сама история играет комедию абсурда. Почти одновременно, в Петербурге и в Перми учителя не пустили на занятия школьниц с крашеными волосами. В одном случае у девушки были синие волосы, а в другом – розовые. Зная общий консервативный тренд, легко предположить, что в медиа начнется очередная пропагандистская компания под лозунгом ‘молодежь распустили’.
Однако на этот раз, все было по-другому. Пропагандистские медиа не стали атаковать школьников.
Однако на этот раз, к удивлению, все было по-другому. Пропагандистские медиа не стали атаковать школьников. Даже напротив: на пропагандисткой станции ‘Вести ФМ’ вспоминали, что именно нелепые запреты по поводу внешнего вида привели к массовому разочарованию в советской идеологии в 1970е годы. Начались массовые флешмобы в защиту девушек. Сами они отказались менять прическу, а родители поддержали их. Школьные функционеры - хочется написать, свозь зубы – озвучили официальную версию: ‘не пускать на урок по такой причине педагоги не имеют права’. И, наконец, за девочек вступились юристы, которые в эфире государственных медиа заявили, что цвет волос - это сфера ‘частной жизни’, куда школа не имеет право вмешиваться.
Это может показаться смешным, что проблема цвета волос обсуждается на государственном уровне - но для российского общества это сегодня вопрос о границах свободы. Ни много, ни мало.
С частных свобод – надевать любую одежду, красить волосы, слушать любую музыку – начались демократические перемены в СССР после 1985 года, началась перестройка
Год назад общественному осуждению в государственных медиа подверглись невинные танцы курсантов летного училища, а еще раньше за ‘развратный’ танец тверк девушки были арестованы. Пространство частной свободы в России сужается постоянно, но в случае с розовыми и синими волосами огромная государственная машина включила задний ход. Словно бы водитель этой машины почувствовал опасность.
Ну, конечно. С этих частных свобод – надевать любую одежду, красить волосы, слушать любую музыку – начались демократические перемены в СССР после 1985 года, началась перестройка. И хотя большинство россиян сегодня проклинают Горбачева (как нас уверяет социология), все же свобода частной жизни кажется им чем-то естественным.
Двойная мораль
С тех пор ни политические, ни экономические свободы в массовом сознании не стали нормой; единственная ‘свобода’, принимаемая большинством россиян со знаком плюс, именно на эмоциональном, а не рациональном уровне – это свобода самовыражения. Можно сказать, что это и есть сегодня последний рубеж свободы в России: право танцевать или красить волосы в розовый цвет. Или синий. Звучит не очень вдохновляюще: это означает, что массовое представление о свободе в России находится на уровне примерно 1987 года. Но этот рубеж люди пока не готовы уступать государству. И государство это почувствовало – и отступило.
Политолог Екатерина Шульман сравнивает устройство нынешней России с механизмом, где все гайки и болты на месте, но они сознательно не затянуты, не закручены до конца. В отличие от Китая или Ирана, Россия формально до сих пор – демократическое государство, где конституция гарантирует права и свободы как в Европе или Америке. Просто об этом россиянам как бы ‘забыли’ напомнить. Таким образом общество существует одновременно в двух регистрах, в зазоре между демократическими законами – и авторитарной практикой. Это создает уникальное пространство двойной морали.
В итоге россиянин всегда обнаруживает свои ‘права’ словно неиспользованный трамвайный билет в заднем кармане брюк
Особенно удивительно вероятно для учителей было узнать, что права есть даже у несовершеннолетней девочки. Первое, о чем вспомнит американская или европейская школьница в такой ситуации - фразу о ‘правах человека’. В России это слово звучит очень редко, и с презрительной интонацией: все эти ваши ‘права человека’ - только фикция. В итоге россиянин всегда обнаруживает свои ‘права’ словно неиспользованный трамвайный билет в заднем кармане брюк. И каждый раз удивляется – оказывается, у него есть какие-то ‘права’, гарантированные конституцией! – которая охраняет его личные свободы от вмешательства государства.
Черная дыра
Как получилось, что фундаментальные права и свободы, закрепленные еще в 1993 году (Конституция Российской Федерации была принята 12 декабря 1993 года по результатам всенародного голосования, почти 25 лет назад) оказываются для россиян каждый раз чем-то новым? Государство приложило максимум усилий для того, чтобы скрыть от людей суть перемен, которые начались со страной в 1980е, а затем продолжились в 1990е годы. Это кажется невозможным, но усилия государства за последние 20 лет были направлены на то, чтобы изгнать, стереть саму память о переменах в 1980-90х.
Например, сегодня вы не увидите фильмов и сериалов о 1980 и 1990х. А если действие происходит в те времена, самое страшное табу для режиссера – упомянуть фамилию Горбачева или Ельцина. Их можно ругать во время телевизионных ток-шоу, но о самом времени думать только как о черной дыре, где ничего не происходило и куда провалилось все население России на 15 лет. Именно так выглядит сюжет обычного сериала.
Страна счастливо жила до 1985 года, потом сгустились тучи, пошел дождь, случилось что-то непонятное – и только в начале 2000х выглянуло солнце и ‘все вернулось в норму’. Это не метафора: изображать перестройку и 1990е в художественном кино сегодня можно только в виде стихии, дождя или снега. Распад СССР на государственном радио ‘Вести ФМ’ называют ‘что-то пошло не так’; о том, что 1980-90е в стране изменился общественно-политический строй, экономика, результатом чего стали тектонические изменения во всем мире – об этом говорят так, словно ‘ничего особенно не изменилось’.
Это в своем роде уникальный эксперимент над массовым сознанием: скрыть от людей то, что в стране в 1992 году наступил капитализм. Мало того: Кремль 20 лет умело поддерживал у людей иллюзию, что советская власть никуда не делась. Что она просто ненадолго вышла и скоро вернется. Продолжая праздновать советские юбилеи (так скоро будут отмечать 100 летие комсомола – хотя о юбилее революции 1917 года почти не говорили). В результате миллионы людей продолжали жить с иллюзией, что капитализм 'скоро отменят'.
Конец счастливого сна
Пенсионная реформа стала концом этого многолетнего счастливого сна. Словно бы людям напомнили, что они живут все же при капитализме. Общее разочарование чувствуется даже по выступлению лидера просоветского движения ‘Суть времени’ Сергея Кургиняна; раньше он поддерживал Путина, а теперь пугает Кремль с помощью туманных намеков, заканчивая выступление загадочной фразой ‘до встречи в СССР’ (полмиллиона просмотров в YouTube). Но этим вряд ли можно напугать нынешнюю власть. Митинги против реформы также не имели большого резонанса, а временное падение рейтинга власти кажется даже прогнозировалось.
Самым важным политическим событием осени стало протестное голосование в регионах (опять, как в 1990е, на губернаторских выборах побеждает ЛДПР Жириновского и коммунисты). Да, партия власти проиграла, впервые за 20 лет; но еще важнее, что кроме внешнего протеста появился внутренний. Официальная социология, на данные которой опирался до сих пор Кремль (рейтинги президента – фундамент нынешней власти) прогнозировала уверенную победу партии власти во Владимире в Хабаровске или в Приморье – и ошиблась.
Светлана Орлова проиграла губернаторские выборыв Владимирской области. (Фото: Kremlin.ru).
Прогнозы строятся на предварительных опросах людей – но выяснилось, что люди сознательно говорили неправду. Заговор? Итак, теперь это не только протестное, но и тайное голосование. Власть столкнулась с тем, что уже было в советской истории, именно в 1980е, когда генсек Андропов произнес знаменитую фразу: ‘Мы не знаем страны, в которой живем’.
Политическая свобода, это инструмент...
При этом нужно понимать: требование политических свобод в России (например, сегодня оно выражается в требовании провести всенародный референдум по поводу пенсионной реформы) не означает то же самое, что в постсоветских демократиях, в Латвии, Эстонии или в Украине. Как и в 1980е, для большинства россиян свобода - это инструмент, а не самоцель. В России политическая свобода понимается как средство, инструмент давления на власть, как форма политического шантажа или угроза. Люди прекрасно понимают, что власть больше всего боится политических требований, боится слова ‘свобода’ – и шантажируют им власть.
Люди понимают, что власть больше всего боится политических требований, боится слова ‘свобода’ – и шантажируют им власть
В Кремле это понимают, и действуют на опережение: власть теперь сама, до выборов меняет губернаторов - 60-70 летних ‘крепких хозяйственников’ - на новых управленцев, 40 летних людей, которых в России принято называть технократами, и которые еще не так надоели людям. Теперь массовый запрос не на ‘сильную руку’, а на справедливость. ‘Граждане России хотят перемен, но не революционным путем’, признает даже Владимир Путин в ходе заседания дискуссионного клуба ‘Валдай’ в Сочи 18 октября.
...а не цель
Готов ли Владимир Путин начать перестройку 2.0? Этот сценарий выглядит сегодня как фантастика. Но власть также понимает свободу как инструмент для манипуляции. Во второй половине 2018 года власть несет сильные имиджевые потери – и на внешнеполитическом поле, в том числе (дело Скрипалей, разоблачение шпионов в Англии, США, Нидерландах). Это может заставить власть пойти на некоторые стилистические и риторические компромиссы. Нынешнее политбюро хорошо помнит печальный урок советской власти: нельзя слишком плотно закрывать крышку кастрюли. Нужно выпускать пар.
Граждане России хотят перемен, сказал Владимир Путин в ходе заседания дискуссионного клуба ‘Валдай’ в Сочи 18 октября.
Политологи пишут, что пенсионный кризис и падение доверия к власти означает конец посткрымского консенсуса в России. Но этот консенсус был частью еще более широкого негласного договора между властью и обществом начиная с 2000х годов: свободы в обмен на социальные гарантии. Пенсионная реформа означает конец социальных гарантий – а значит, прежний договор между властью и обществом больше не действителен. Власть прагматически понимает, что забрав что-то, нужно что-то отдать взамен. Забрав социальные гарантии, придется теперь отдать… свободу? Хотя бы потому, что больше расплачиваться нечем. Других инструментов у власти сегодня нет (кстати, перестройка Горбачева тоже была вызвана отсутствием у страны экономических ресурсов). Все это возвращает страну к ощущению 1980-90х.
Маленькие уступки
Но пока Кремль, как и советская власть в 1980е, считает, что с помощью телевизора и маленьких уступок можно как-то стабилизировать систему. Смягчение уголовной статьи за лайки и репосты в интернете, некоторый либерализм в отношении частной свободы или культуры. Режиссер Сергей Урсуляк сейчас готовит большой сериал ‘Ненастье’ на государственном телеканале ‘Россия’ - это впервые за 20 лет сериал именно про жизнь в 1990е годы. В этом году на экраны вышло также много критических фильмов о современной России, которые созданы при поддержке государства. ‘Сердце мира’ Наталии Мещаниновой, ‘На районе’ Ольги Зуевой, ‘Кислота’ Александра Горчилина (добавим сюда еще ‘Аритмию’ Бориса Хлебникова 2017 года) напоминают перестроечные фильмы ‘о проблемах молодежи’, которые стали символом перемен. Правда, теперь эти фильмы также сегодня напоминают о том, что свобода опасна, как в ‘История одного назначения’ Авдотьи Смирновой (прочитайте статью про этот фильм на английском).
В 2024 году заканчивается последний президентский срок Владимира Путина. Никто не знает будущей конфигурации власти – но все уже понимают, что жизнь не будет прежней, как в прошлые 20 лет, и словно заранее пытаются занять выгодные позиции. Все это политизирует обстановку. Главной неожиданностью стало то, что шевелиться общество стало задолго до окончания очередной президентской каденции. Все это также напоминает атмосферу конца 1980- начала 1990х.
То, что мы потеряли
Сегодня опыт 1980 и 1990х выглядит как ‘вытесненное’ по Фрейду. Память о временах свободы в России долго изгоняли из сознания, но сегодня свобода возвращается в виде фантомов. Так можно объяснить популярность флешмобов ‘Вспомним 90е’ в сети. История словно оставила Россию на второй год в школе, напоминая о невыученных уроках и нерешенных фундаментальных вопросах: кто мы, куда идем, чего хотим? И пока общество не ответит на основные вопросы, оно не сможет идти дальше.
В том числе это и упрек российским демократам. Именно сейчас им стоит признать свою главную ошибку. Во второй половине 1990х они сами отказались говорить с людьми о свободе, о демократии – заменив все это громкой музыкой и танцами. Так гражданское общество словно бы остановилось на половине пути; так свобода была проиграна в первую очередь на интеллектуальном уровне. Сегодня история напоминает об этом России снова и снова – с помощью странных и нелепых знаков, например, в виде девочек с синими или розовыми волосами. О том, что у нас было, что мы потеряли. И еще – как мало мы поняли с тех пор.